Полина (Пелагея) Антипьевна Стрепетова

(1850-1903)

Ребенком ее подкинули в семью нижегородского театрального парикмахера. Очень может быть, что она была дочерью водевильной актрисы Глазуновой, которая имела пылкий роман с гвардейским офицером по фамилии Балакирев. За несколько месяцев до рождения ребенка бравый гвардеец исчез из города, а вскоре скрылась и актриса...

Как бы то ни было, экзальтированная, малограмотная, глубоко религиозная девочка никогда не знала ни отца, ни матери и не получила никакого образования.

Приемный отец разглядел талант Поленьки – в семь лет девочка сыграла свою первую роль в какой-то малозначительной переводной пьесе, а в неполные пятнадцать дебютировала в Рыбинске. Она была просто вынуждена пойти на сцену, чтобы прокормить семью доброго, но спившегося приемного родителя. С той поры вся жизнь ее отдана театру.

«Торжеством сценического таланта» назвал рецензент ярославских «Губернских ведомостей» ее появление в роли Софьи в модной мелодраме И. Самарина «Перемелется – мука будет». «Пятнадцатилетняя актриса, почти ребенок, – восторгался другой критик, – с неожиданной, совсем не детской силой и страстностью сыграла драму отверженной любви».

Она вела трудную кочевую жизнь провинциальной актрисы, часто нуждалась, нелегко сходилась с людьми. «Приходилось, – вспоминала позднее Пелагея Антипьевна, – жить впроголодь, перебиваться с хлеба на квас». Но на подмостках совершалось чудесное преображение. Маленькая, некрасивая женщина с тяжелым характером становилась художницей, которой были доступны не известные до сих пор сцене глубины человеческой души. Она не делила своих героинь на плохих и хороших, на добрых и злых. Любая была для нее человеком со своей безмерностью страдания. И даже в темной крестьянке Лизавете («Горькая судьбина» А. Ф. Писемского) увидела она страдающего, тянущегося к любви человека.

В Самаре Поленьку Стрепетову настигло первое чувство. Она сошлась с женатым актером Михаилом Стрельским. Он же, имея на своем счету законную жену и не одну гражданскую, отдавал должное внимание и поклонницам, и молоденьким горничным, если таковые появлялись в доме. В 1871-м его пригласили в Казань в антрепризу Медведева. Стрепетова, ожидавшая ребенка, поехала вместе с ним. Их дочь родилась уже на новом месте...

На сцене Самарского театра Стрепетова имела такой успех, что эхо его докатилось даже до Петербурга и Москвы, и там заговорили о рождении новой трагической актрисы. Узнав об этом, антрепренер Медведев приехал домой к Пелагее Антипьевне и увидел непричесанную, некрасивую женщину в стоптанных туфлях. Разговаривала она неприветливо, смотрела хмуро, да еще и запросила 75 рублей в месяц. Возмущенный Медведев не согласился. Но ему пришлось обращаться к Стрепетовой вновь, чтобы заменить сбежавшую премьершу, и после ее выступления антрепренер предложил ей такую же сумму за каждый спектакль. Позже эта цифра была увеличена. В Казанский театр хлынула вся местная интеллигенция, и сборы труппы резко поднялись.

Со временем громкие романы и маленькие интрижки Стрельского перестали занимать Пелагею Антипьевну. Но перед самым их разрывом выяснилось, что на свет должен появиться второй ребенок. Актриса уехала в Нижний Новгород, где вновь родила девочку, умершую через два месяца.

Стрепетовские гастроли в Москве прошли с сенсационным успехом.

Петр Ильич Чайковский писал своему брату: «По-моему, это безусловно гениальная актриса, я был подавлен громадной силой ее таланта». Писатель А. Плещеев утверждал, что она «играет, как Толстой говорит, как Репин пишет».

Она показывала человеческие страсти с жестоким, почти натуралистическим воспроизведением бытовых черт. Ее поведение на сцене казалось необычным: резкие движения, лишенные грации позы, бабья манера вздыхать и разговаривать.

«Тривиально простонародный выговор, более нежели непрезентабельная фигура, отсутствие благородного пластического жеста, какая-то певучая, пахнущая глухой провинцией читка стихов – вот вам г-жа Стрепетова в роли Марии Стюарт, – возмущалась газета «Театр и жизнь» в январе 1891 года. – И эта актриса требовала исполнения ролей классического репертуара на казенной сцене! И эта актриса была недовольна получаемым там министерским окладом!»

И тем не менее именно «эту актрису» сам Островский, автор пьесы «Гроза», назвал лучшей в России Катериной. Светом чистоты, искренности и гордого достоинства освещено было исполнение этой роли Стрепетовой. Еще бы: ведь драму Катерины актриса испытала на себе...

Случился и на ее улице праздник – новая любовь, большая и настоящая. Ее возлюбленный, а затем законный муж – высокий, широкоплечий, похожий на былинного Алешу Поповича Модест Писарев – талантливый актер, обладавший (редкость в театре того времени!) университетским образованием, не только познакомил Пелагею Антипьевну с Островским, Репиным, Стасовым, но ввел ее в круг великих идей...

«В то время это была нежная и счастливая пара, делившая и жизненные, и сценические успехи совместно, – писал современник. – Писарев имел на Стрепетову самое благотворное влияние, главное, он развил в ней вкус к большой работе...» «Это чувство так сильно, безгранично... для меня ты все – и женщина, и человек, и Бог!..» – признавался в письме возлюбленной Писарев. Хотя не раз увлекался другими...

Казалось бы, что значит на фоне этого яркого всеобъемлющего чувства нечаянное увлечение другой женщиной – красавицей-актрисой Александрой Глама-Мещерской? Но Стрепетова, как и ее героини, не простила. К тому же она услышала однажды, как свекровь, невзлюбившая невестку, склонную к истерикам, молилась в соседней комнате о ее смерти. Может быть, послышалось? Как бы то ни было, она навсегда ушла от человека, которого не переставала любить до самой кончины. А он – пройдет время – напишет воспоминания о бывшей жене...

Из Петербурга Стрепетова бежала в Москву, твердо решив начать новую жизнь в тридцать один год. Она скрыла свой адрес от Писарева, и его письма возвращались к автору нераспечатанными. Между тем на руках актрисы были дочь от Стрельского, Маша, и сын, Виссарион Писарев, названный в честь любимого критика В. Г. Белинского. Приходилось содержать и себя, и детей – работать на износ.

Всю жизнь вне сцены проходила она в скромнейших платьях и единственным предметом роскоши считала белоснежные, ею самой накрахмаленные воротнички и манжеты. В них и осталась навсегда на немногочисленных портретах...

«Ермолова и Ильинская, – считал художник Илья Репин, – действительно прекрасные актрисы, но до Стрепетовой им далеко».

В 1882 году как подготовительный этюд к картине «Одиночное заключение» («Тоска») мастер написал портрет Стрепетовой, который сейчас находится в пражской Национальной галерее. Результат был довольно неожиданным: картина явно не удалась, зато этюд к ней стал одним из шедевров русской живописи. Почти одновременно с репинским создавался и портрет кисти Н. Ярошенко.

Работая в Александринке, Стрепетова играла все реже, и Островский задумал помочь любимой актрисе. Он создал специально для нее образ Кручининой в комедии «Без вины виноватые». Но даже блистательно исполненная роль не помогла... Притеснения в театре продолжались. «Меня гонят... – писала Стрепетова драматургу и верному другу, – приезжайте и защитите меня, я совершенно одинока». Островский намеревался устроить перевод актрисы в московский Малый театр, где с ним очень считались, но увы... Буквально накануне осуществления этого плана он скончался. Стрепетова осталась без поддержки. Выход виделся в одном – покинуть Александринку.

Через девять лет, которые актриса вновь провела в скитаниях по России, о ней вспомнили, вновь пригласив в Александринку.

Последние годы жизни актрисы были омрачены следующими событиями. В нее пылко влюбился двадцативосьмилетний красавец-студент Александр Погодин, внук известного историка. Пелагея Антипьевна была на тринадцать лет старше его. Вопреки мольбам родственников он женился на Стрепетовой, и супруги поначалу были очень счастливы.

Актриса ревновала молодого мужа без всякого на то повода, и они постоянно ссорились. Потом его перевели в Москву по службе, а она ехать не соглашалась. В феврале 1893 года А. Погодин застрелился на пороге ее спальни. Родные молодого человека обвинили Стрепетову в его гибели. Положение растерянной, вновь одинокой актрисы осложнялось тем, что и квартира, и дом в Ялте, приобретенные на ее средства, были куплены на имя Погодина и теперь принадлежали его семье...

После этой трагической истории играть Стрепетовой было все тяжелее и тяжелее. Последний спектакль в ее жизни был весьма знаменательным. Вновь давали «Без вины виноватых», а у Мамонта Дальского, исполнявшего роль Незнамова, был очередной запой. Впопыхах нашли дублера, но, когда спектакль был в самом разгаре, в театр приехал Дальский в сильном подпитии. На сцене Незнамовы появились перед оторопевшей Стрепетовой-Кручининой оба... Очнувшись, дублер поспешил скрыться за кулисами, и пьесу доигрывал пьяный Дальский, проглатывая слова и путаясь в тексте. По сути дела, спектакль этот явился провалом Стрепетовой. В марте 1900 года ей было вручено распоряжение, в котором сообщалось, что она может считать себя свободной от службы. Этим последним ударом фактически и закончилась творческая жизнь актрисы.

Виссарион, окончивший специальные дипломатические курсы, работал в русском посольстве в Константинополе и звал мать к себе. Пелагея Антипьевна собралась к сыну: раздала сценические костюмы, продала почти всю мебель. Повидалась в Петербурге с тяжело заболевшим Писаревым, который жил там с новой женой – актрисой и писательницей Анненковой-Бернар. Это была их последняя встреча... К сыну Пелагея Антипьевна так и не попала: оказавшись в больнице, перенесла две тяжелые операции, но все-таки умерла от рака 4 октября 1903 года. В день, который принято считать днем ее рождения...

Уже после смерти Стрепетовой ее сын, несчастливый в личной жизни, повторит трагическую судьбу своего отчима. В свое время мать не позволила ему жениться на любимой девушке, и та вышла замуж за другого...

«Ее искусство было убито раньше, чем она сама ушла из жизни», – сказал о Стрепетовой Михаил Царев.