Тереза Гвиччиоли

(1800-1873)

С этой молодой женщиной Байрон познакомился в Венеции летом 1819 года. Замечательная красавица, шестнадцатилетняя Тереза Гамба, едва выйдя из монастырской школы, была, по итальянскому обычаю, обвенчана с богатым и знатным графом Гвиччиоли, которому минуло шестьдесят. При первой же встрече поэт и эта «тициановская блондинка» почувствовали друг к другу сильное влечение.

Замужество графини не стало препятствием для свиданий – естественно, юная женщина не любила своего мужа, который, как говорили, имел на совести два убийства.

Тереза говорила по-французски, много читала, цитировала латинских историков и занималась живописью. По словам Байрона, она знала на память всего Данте. Она поселилась на вилле своего возлюбленного, не боясь мнения света. Байрон считал ее последней своей любовью и серьезно думал о женитьбе на ней.

«Ей было тогда шестнадцать лет, ему немногим более тридцати, – рассказывал об их романе писатель Евгений Богат. – Почти через полвека, когда Байрон стал для мира великим воспоминанием и мифом, старая Тереза Гамба (после развода с графом Гвиччиоли к ней вернулась девичья ее фамилия) издала обширные воспоминания о любимом человеке. Решение загадки, которую мир назвал Байроном, выражалось для нее в том, что он был ангелом. Он был телесно хорош, как ангел, и душевно высок, как ангел, и, как ангел, добр и скромен... Байрон был для нее совершенством и чудом без единого порока и изъяна. Утверждая, что походка поэта была абсолютно нормальной и легенда об изувеченной его ноге вымышлена его недругами, она ссылается на авторитетное суждение башмачника, который шил ему сапоги...
Любовь к Байрону была для юной Терезы событием, которое изменило все ее существо... Об этом она с детской откровенностью написала ему в первом же письме, с острой болезненностью переживая первую разлуку, когда вынуждена была весной 1819 года вернуться с мужем из Венеции, где она только что познакомилась с поэтом, в Равенну. «Я не хотел больше любить и не надеялся быть любимым, – ответил ей Байрон. – Ты обратила в бегство все эти решения; я теперь весь твой; я буду тем, чем ты пожелаешь – буду, быть может, счастлив твоей любовью, но покоя мне уже не знать никогда. Не надо было будить мое сердце – ведь до сих пор (по крайней мере у меня на родине) моя любовь была несчастьем для тех, кого я любил, и для меня самого».

Тереза заболела от тоски по нем, заболела серьезно, по-настоящему опасно. («Как только графиня Гвиччиоли приехала в Равенну, у нее сделался выкидыш», – уточняет А. Моруа.) Байрон поехал в Равенну и застал ее в постели.

«Боюсь ужасно, что она больна чахоткою, – писал он в Англию товарищу юношеских лет. – Так случается со всяким предметом, со всякою личностью, к которой я начинаю чувствовать искреннюю привязанность. Но если с нею приключится несчастье, – то прощай, мое сердце! – это моя последняя любовь».

В ряде биографических исследований без обиняков утверждается, что юная графиня вступила с Байроном в гражданский брак и поселилась с ним в одном из тех дворцов, которые он обычно снимал в Италии. Как сообщает в своей книге «От Шекспира до Шоу» Зоя Гражданская, в жизни Байрона и Терезы была общая тайна: они оказывали материальную помощь карбонариям, участвуя таким образом в национально-освободительной борьбе Италии против австрийского владычества. Во дворце, где жил Байрон в Равенне, собирались по ночам карбонарии, здесь располагался их тайный штаб, а в подземельях хранилось оружие. По сути, поэт стал одним из вождей назревавшего восстания. В немалой степени способствовала этому и сама Тереза, происходившая из семьи карбонариев.

Она была, по воспоминаниям современников, «хороша до совершенства». Американский живописец Вест рассказывал:

«В то время, когда я рисовал (портрет Байрона), окно, через которое освещалась мастерская, внезапно потемнело, и я услышал женский голос: он слишком хорош!! Я обернулся и увидел восхитительную женщину, которая наклонилась к окну, чтобы взглянуть на мою работу, так как земля была на уровне с окном. Ее длинные золотистые волосы ниспадали ей на лицо и плечи, фигура была хороша до совершенства, а ее улыбка придавала еще большую красу наиболее романтической головке, какую мне встречалось видеть, – в особенности в ту минуту, когда она показалась мне в сиянии солнечного света, озарявшего ее сзади».

Тереза окружала свои отношения с возлюбленным поэтическим ореолом, решив, что отныне цель ее жизни – преданностью и заботой освободить благородного и гениального человека от уз нечистых мыслей и возродить в нем веру в истинную любовь. Но увы! – она стала надоедать переменчивому поэту своей сентиментальностью и ревностью. К тому же граф, терпевший связь своей жены с Байроном, перехватил в ноябре 1819 года письмо ее отца, который советовал дочери быть поосторожней. Между супругами произошла грубая ссора. Граф Гвиччиоли предложил Терезе сделать выбор – муж или любовник? Она выбрала любовника и предложила Байрону бежать.

«Я знал, что подобная авантюра будет для нее уже непоправима, что вся семья – особенно ее сестры и отец – будет ужасно огорчена и что репутации остальных сестер будет нанесен немалый ущерб, – признавался поэт. – И я с трудом уговорил ее вернуться в Равенну с мужем, который обещал все забыть, если она меня бросит».

Тем не менее они продолжали жить под одной крышей, и даже граф вел себя сдержанно. Он сдал Байрону этаж своего дворца и разрешил ему выезжать с Терезой. Позднее графиня Гвиччиоли все-таки рассталась с мужем и вернулась в родное семейство, куда частенько наезжал Байрон.

В 1821 году движение карбонариев было разгромлено. Байрона спасло то, что он являлся иностранным подданным, английским лордом и знаменитым поэтом. Ему удалось освободить из тюрьмы близких своей подруги, после чего ему было приказано немедленно оставить Равенну.

Развод с богатым и влиятельным мужем сломал судьбу юной графини – она вынуждена была отказаться от имущества, громкого имени, привычного общественного положения и обязалась жить в доме своего отца, покинутая любимым. Но и в разлуке она продолжала любить Байрона.

Говорят, что на смертном одре поэт терзался мыслью, что оставил возлюбленную в Италии, но так это или нет, уже никто не скажет...